За клюквой. Рассказы - Евгений Михайлин

Ребята перевели взгляд на сержантов. Высокий утвердительно кивнул головой.

– За что? – хором спросили путешественники.

– Слушайте сюда, артисты. Каждая дополнительная минута простоя поезда многократно усугубляет ваше деяние, – сказал Высокий, явно довольный получившейся фразой.

За что уводили из ресторана путешественников, не дав доесть котлеты?! Каждый из них по отдельности мог вспомнить о себе только хорошее. Оставалось предположить, что, когда их действия наблюдались в совокупности, получался совсем другой эффект, в котором и не разобрались официантки. На всякий случай Егор сказал: «Это у нас такие шутки непонятные, мы больше так не будем». Это заявление осталось без внимания, а Черненькая ехидно хохотнула.

– А куда? – стал вникать в происходящее Антон.

– Поднимаемся, быстро!

Суровый взгляд Высокого и бойцовская стойка Коренастого не оставляли никаких иллюзий – дискуссия не имела смысла.

– С вещами? – спросил Николай.

– А как же! – опередила сержантов Черненькая.

– Но мы их с собой в ресторан не захватили.

– Пошли.

Все пошли в вагон, где ехали ребята: милиционеры – по долгу службы, официантки – для окончательного торжества победы. Пришли. После нескольких взглядов на сержантов Николай полез на третью полку за байдаркой. Привычным, но не очень уверенным движением он потянул байдарку с полки. Второй пары рук, которые в таких случаях всегда возникали без команды и работали синхронно – не оказалось. Байдарка полетела на сержанта. Николай не растерялся и ловко подправил траекторию движения. Байдарка упала на присевшего Антона, который хотел что-то спросить, но не успел.

Высокий сержант посмотрел на верхние полки. Коренастый встал на цыпочки и тоже посмотрел вверх. Потом оба осмотрели багаж на полу. Багаж путешественников составляли: две байдарки, пять огромных рюкзаков, и большой мешок с сырой шестиместной палаткой из толстого брезента. Мелкие сумки считать не стали. Сержанты переглянулись.

– С вещами мы их не доведем, – сказал Высокий.

– А вы их и без вещей растеряете – заметил полный гражданин в голубой майке-алкоголичке, с очищенной воблой в руке. Милиционеры задумались.

– Вещи продолжать снимать? – нарушил их раздумья Николай и тут же получил удар в бок от Сергея.

– Брать будем одного, самого злостного и без вещей – заключил Высокий.

– А кого?

– Вы возьмите того, который ремень кусал, – вмешалась Черненькая. Сержанты не были посвящены в детали хулиганства и очень заинтересовались этим заявлением.

– На обеих? – спросил Высокий.

– Ой, нет. Вы не то подумали, – замахала руками девушка. – На нас он ничего не кусал. Это был ремень столика.

– С какого Толика? – не понял Коренастый.

– Все, хватит! – заключил высокий сержант и полез в свою сумку. – Протокол составлять будем.

Сквозь любопытных пассажиров протиснулась Клава: «Товарищи, надо быстрее, поезд уже пятнадцать минут ждет».

– Весь? – удивился Сергей.

– Весь – серьезно ответила Клава.

– Конечно весь, – недоуменно посмотрел на Сергея Коренастый.

Высокий посмотрел сначала на Коренастого, а потом на Сергея, но промолчал. На Сергея посмотрел и Егор. Высокий забрал у Черненькой исписанный листок и долго читал.

– Кто кусал?

– Вот тот – показала девушка на Егора.

– Пошли.

– За что? У нас в стране не запрещено кусать ремни. Где написано, что нельзя кусать ремень в вагоне-ресторане поезда «Барнаул-Москва»?

– А мы сейчас придем в отделение, и я тебе прочитаю, где это написано, хорошо? – очень спокойно, издевательским тоном ответил Коренастый.

Высокий попросил проводницу принести билет. Клава принесла билет и протянула его милиционеру.

Как только последний сержант ступил на перрон, проводники опустили красные флажки, и поезд тронулся. Провожающие начали расходиться, и никто не обратил внимания на небритого парня в сопровождении двух милиционеров. Замолчал шепелявый громкоговоритель. Перрон пустел. На город спускались ранние сумерки. Светились вокзальные часы, а грязно-розовое здание вокзала становилось серым. Вечерняя прохлада показалась очень приятной и ободряющей. Егор шел в середине группы. Двигались небыстро. Справа, совсем бесшумно, как в кино, проплывали последние вагоны поезда.

Сзади раздались неуверенные шаги спешащего человека. Милиционеры резко обернулись. Удалось обернуться и Егору. Человеком оказался Сергей.

– Ты штормовку забыл, тут прохладно.

– Ты же поезд не догонишь! – удивленно посмотрел на Сергея высокий сержант.

– Не догоню, – согласился Сергей и протянул сержанту свой билет, – я вас еле догнал.

Таких случаев у сержантов раньше не было. Не возникали они и в их Линейном отделе милиции и, тем более, не были описаны в методической литературе. Требовалось самостоятельно принять решение. На месте. Молчание нарушил Коренастый: «А давай для плана возьмем. Смотри, он и перемещается без посторонней помощи».

– Да, пожалуй, – многозначительно согласился Высокий, он впервые посмотрел на ребят добрым взглядом и улыбнулся.

Когда юноша впервые оказывается со своей избранницей на ложе любви – волнению и смятению его нет предела. Он горит неудержимой страстью, но не хочет обидеть любимую. Он старается угадать ее чувства, но опасается ошибиться и причинить ей страдания. Он испытывает вожделенный трепет и жгучее желание, но боится выглядеть смешным и неуклюжим. О, это юное вздрагивающее тело! От прикосновения к нему голова идет кругом, мысли путаются и исчезают вовсе. Господи, почему сердце бухает на всю вселенную? Она же не услышит его признания… Разве можно без признаний?! Все, чему учили его старшие товарищи – забыто. Никто в этот момент не поможет юноше преодолеть эти сладостные муки. Горе тому, кто обратится за помощью к вину. Бахус ускорит события и упростит дело, но не разделит, а отберет все самое яркое, божественное и неповторимое. Потом жизнь подарит много прекрасных и радостных мгновений – другого Первого раза не будет никогда.

С милицией все обстоит наоборот. Первый раз в милицию надо попадать пьяным. В этом случае Ваше первое посещение пройдет почти безболезненно: не будет неуместных нравственных мучений и самоистязаний; не возникнут мысли о неблагодарности к родителям и трудовому коллективу, верившему в Вас; страх за свою репутацию не будет преувеличен. Хуже от этого не будет – если нашелся повод забрать, то состояние, в котором Вас доставят в отделение, значения не имеет. Очень желательно, хотя бы немного, осознавать происходящее, иначе утром на Вас свалится двойной груз: тяжелое похмелье и неприятная новость о вашем местонахождении… Потом, когда закалится воля и огрубеет душа, все будет происходить легко и обыденно независимо от Вашего состояния. Впоследствии, даже глубоко интеллигентные и ранимые люди не испытывают от этого сильных душевных травм.

Конечно, наши путешественники, потребляя портвейн с водкой, не думали о подобных нюансах; жизнь мудро распорядилась сама – кондиция у них оказалась самая подходящая.

Шли недолго. Милиция оказалась рядом. Это было старинное, одноэтажное здание, которое находилась за высоким забором и имело просторный дворик. Вполне возможно, раньше здесь помещалось Линейное отделение царской полиции или что-то в этом роде. Во дворике стоял один мотоцикл со специальной окраской и два велосипеда. Первое помещение, куда попали ребята, вид имело мрачный. Стены были выкрашены темной сине-серой краской. На уровне головы проходил широкий красный бордюр, отделяющий краску от побелки. На потолке тускло светилась лампочка. Комната была разделена на две половины деревянным барьером, окрашенным так же, как стены. За барьером стоял письменный стол, на котором светилась настольная лампа. За столом сидел лейтенант. Откуда-то раздавались сдавленные крики и стоны.

– Что-то серьезное? – спросил лейтенант у высокого сержанта.

– Нет. Вот показания официантки, – Высокий протянул лейтенанту протокол и документы ребят. – Завтра сами что-нибудь добавят, сейчас бесполезно.

Лейтенант долго читал листок, то поднимая, то хмуря брови. Потом посмотрел на ребят: «Снимайте ремни, вынимайте все из карманов и сложите сюда». Поставив на стол пустую коробку, он вышел из-за барьера, прошел в конец комнаты и, позвенев ключами, открыл КПЗ.

Камера оказалась совсем не такая, какие показывают в кино. Почти до потолка стены в ней были обиты деревом. Вдоль стен были закреплены широкие деревянные лавки. Дерево было отполировано одеждой предварительно-заключенных и блестело, как лакированное. В камере было негрязно, и горел мягкий, рассеянный свет, как в интимном кафе. Выглядело все это очень симпатично, и, если бы выход был свободный, этому помещению легко можно было бы найти другое применение.